Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
Вардайнер чувствовал себя прекрасно. Все шло как по нотам. Его статья против Шрейфогеля была в редакции принята на «ура». Только у Замхабера были замечания, но удивительно мало. Он с облегчением вспомнил об Ингеборг Файнер. Чудная девушка.
— Нам нужно с этим покончить, — сказал он ей. И она ответила:
— Тебе виднее.
Ему казалось, что все в порядке. В том числе и Сузанна.
— Ты ждала у Бендера, что я позвоню?
— Нет, — рассмеялась она.
— А почему нет?
— Не думала, что это еще могло что-то изменить. Зачем тебе звонить? Ведь ты обручен со своей газетой, а я с тобой. И все.
— Спасибо, — сказал он.
— Начинаем полуфинал! — объявил распорядитель.
В это время на балу появился издатель Бургхаузен. Ни на кого не обращая внимания, он протиснулся прямо к Вардайнеру и хмуро бросил:
— Нам грозит катастрофа!
— Почему? — недоуменно воззрился Вардайнер.
— Ты же знал, что меня не будет! Я должен был уехать — дела не терпели отлагательств, — расстраивался Бургхаузен. — Значит, тебе нужно было быть под руками, а ты взял и уехал…
— Да, потому что я закончил свою работу.
— И где ты был?
— Ты заявил, что нам грозит катастрофа. С чего вдруг?
— Из Кельна звонил банкир Борнекамп!
— Ну и что? — беззаботно бросил Вардайнер.
Из восемнадцати танцевальных пар в следующий круг прошли только двенадцать. Из них четыре — из Федеративной республики. Бурные аплодисменты.
— Господи Боже, — в отчаянии всплеснул руками Бургхаузен, — неужели неясно, что нам грозит, если звонит Борнекамп?
— Похоже, он тоже наделал в штаны, — все так же беззаботно заметил Вардайнер. Но тут же напрягся, заметив, что появился Анатоль Шмельц, подсевший к Тиришу. Выглядели оба как плакальщики на похоронах.
— На этот раз, — оптимистически заверил Вардайнер Бургхаузена, взяв при этом фрау Сузанну за руку, — на этот раз мы приготовили им бо-ольшой сюрприз!
— Можно сказать и так, — бесцветным голосом произнес Бургхаузен, — но вот вопрос, кто будет смеяться последним!
* * *Примерно в то же время — в 21.45 — инспектор Михельсдорф вместе с инспектором Браш — известной как «мамаша Браш» — явились к Хелен Фоглер.
— Можно войти? — спросил он, добавив на всякий случай: — Мы из отдела комиссара Кребса.
— Пожалуйста, — сказала Хелен, — только потише — дочка спит.
Михельсдорф, не дожидаясь приглашения, расселся в гостиной, достал из кожаного портфеля папку и раскрыл ее. Браш села ближе к Фоглер, наблюдая за обоими. Инспектор сразу перешел к делу:
— Надеюсь, фрау Фоглер, у вас было время подумать. И вы мне наконец расскажете о человеке, который выбросил вас из машины и избил.
— Не буду я рассказывать, — прямо сказала Хелен. — Я не обязана это делать, как мне сказал комиссар Кребс.
— Кребс вам сказал это, в самом деле? — Михельсдорф не верил своим ушам. — Представить не могу такого!
— А я могу, — вмешалась Браш. — Поскольку дело о нанесении телесных повреждений, при каких бы обстоятельствах это ни произошло, может быть возбуждено только по требованию пострадавшего.
— Хочу обратить ваше внимание, коллега, — довольно резко заметил Михельсдорф, — что дело веду я.
— Я не хочу иметь ничего общего со всей этой историей, — пояснила Хелен. — Хочу забыть обо всем!
— Вполне вас понимаю, — согласилась инспектор Браш.
Михельсдорф прищурился, недовольно тряхнул головой, потом нервно постучал пальцем по папке с документами.
— Фройляйн или фрау Фоглер, речь идет не только о вас. Вполне может случиться, что человек, которому не удалось нападение на вас, попытается повторить его на ком-то еще. И нужно этому помешать. Поэтому я изо всех сил пытаюсь получить показания о всех подробностях нападения и о преступнике!
— Изо всех сил? — предостерегающе спросила Браш.
Михельсдорф упрямо не реагировал и угрожающе повысил голос:
— Мы знаем, что вы занимаетесь проституцией, — встречаетесь с мужчинами за деньги!
— Кто вам это сказал?
— Таких хватает, — бесстыдно блефовал Михельсдорф. — К примеру, двое молодых людей, Амадей и Манфред. Ведь вы их знаете?
Хелен Фоглер недоверчиво покачала головой, потом умоляюще взглянула на Браш. Та понимающе улыбнулась.
— Нет, этого не может быть, они мои друзья.
— Можете думать, как хотите, — казалось, Михельсдорф решился атаковать напрямую. — Того, что мы о вас узнали, достаточно, чтобы зарегистрировать вас как проститутку. А огласка этого может оказаться для вас очень, очень неприятна. Но я все еще колеблюсь. Ведь речь идет о весьма серьезном преступлении, в расследовании которого нам нужно ваше сотрудничество. Вы на него готовы?
— Нет, — решительно заявила Хелен Фоглер.
— И не обязаны, — поддержала ее Браш. — Никто не может вас заставить.
— Коллега Браш, — засопел Михельсдорф, — я обращаю ваше внимание, что вы мешаете мне выполнять свой долг!
— На здоровье, — невозмутимо отрезала Браш. — Ведь я-то знаю, что на основе тех бумаг, которые вы собрали, фрау Фоглер ни в чем обвинить нельзя. И я считаю, что недостоверную информацию нельзя выдавать за доказательства.
— Да я хоть к самому черту обращусь за помощью, — не выдержал Михельсдорф, — чтоб изловить этого мерзкого извращенца, того садиста, который вас избил и мог убить. И вам придется нам помочь, фрау Фоглер. Никуда вы не денетесь. Я вас в покое не оставлю!
* * *Фолькстеатр — Бал наций.
Полуфинал чемпионата по бальным танцам продолжался. Лидировали английская и две немецкие пары. За ними с небольшим отрывом шли австрийцы, блестяще выступившие в венском вальсе, затем датчане и австралийцы, прекрасно станцевавшие слоуфокс. Напряжение в зале росло.
Шмельц молча сидел рядом с Тиришем. Оба почти не замечали, что происходит вокруг.
— Ты представляешь себе, в каком мы положении? — Тириш пытался поделиться опасениями со Шмельцем. — Мы не сумели сорвать аферу Вардайнера, угробили свою репутацию и теперь нам грозят серьезные неприятности!
— Но я-то здесь ни в чем не виноват, — взорвался Шмельц.
— Вот вечно ты так! — констатировал Тириш. — Пойми, на этот раз дело не в том, чувствуешь ты или не чувствуешь за собой вину, речь идет о самом нашем существовании. Вчера вечером мы договорились со Шрейфогелем, что он примет участие в финансировании нашей фирмы, а мы со своей стороны гарантируем, что в прессе о нем не появится ни слова. И что в результате? Ты был Бог знает где, Вардайнер как с цепи сорвался, а мы не только не смогли его остановить, но даже не готовы начать кампанию в прессе. Где твоя обещанная редакционная статья, которая должна опровергать статью Вардайнера? И где статья в защиту Шрейфогеля? Неужели нельзя найти кого-то, чтоб подготовить материал и написать?
— Ну что ты так расстраиваешься? — сказал Шмельц, лицо которого заливал пот. — Ты все воспринимаешь слишком мрачно!
— Слишком мрачно? — Тириш был взбешен. — Ты не выполняешь того, что обещал Шрейфогелю, а у того ходы к Борнекампу. А для Борнекампа, милый мой, наши сто миллионов ничего не значат. Захочет — враз проглотит и не поперхнется. И все только потому, что ты вечно опаздываешь.
Не отчаивайся, все будет в порядке, — неожиданно решительно заявил Шмельц.
— Но как? Печатные машины не остановишь!
— Завтра настанет наша очередь. Во имя святых принципов, основы нашего общества, которые должны победить.
— А ты не пьян? — заботливо спросил Тириш. — Что ты задумал?
— Сейчас я приглашу на танец Сузанну Вардайнер, — заявил Анатоль. — И попытаюсь окружить ее теплом и лаской!
Тириш потянулся за бокалом, допил его и в отчаянии простонал:
— Когда же ты перестанешь провоцировать Вардайнера?
— Это не провокация, а эффектный жест! Нечто вроде трубки мира! — продекламировал Анатоль.
* * *Примерно в это же время комиссар Циммерман заглянул к своему приятелю и коллеге Кребсу — якобы на чашку кофе. Едва попробовав, тут же спросил:
— Ты сделал для меня список людей, с которыми встречается мой сын?
— Вот он, — после краткого колебания ответил коллега, — но неполный.
Циммерман изучал список долго и упорно, но по нему ничего не было заметно. Потом устало откинулся на спинку кресла.
— Не думай, что они — испорченные и развратные типы, — поспешил утешить Кребс. — Конечно, как и вся нынешняя молодежь, они на все способны, но пока с законом не конфликтуют. Я бы сказал, это элитный кружок юных гомосексуалистов с достаточно высокими интеллектуальными амбициями. Как раз сейчас их лидер — Неннер, тот самый организатор хеппенингов.
— У меня не выходит из головы, что в этом списке рядом с моим сыном — Амадей Шмельц, — задумчиво сказал Циммерман. — Пожалуй, это случайно. Иначе я бы испугался.
